Олена Біла родом з Криму. Їй 25. До революційних та військових подій 2013-2014 років дівчина вела безтурботне життя – працювала спортивним журналістом, займалася серфінгом та подорожувала. Однак Революція Гідності та російська інтервенція докорінно змінили її долю.
Олена відмовилась жити в окупації та приймати громадянство РФ і вирішила переїхати до Івано-Франківська. Тут зайнялась волонтерством – співпрацює з ГО “Дім Сірка” та допомагає бездомним собакам. За цих півтора року встигла взяти участь у міжнародних змаганнях з боксу та вступити до поліції.
Про все це Олена розповіла в інтерв’ю Станіславському ТБ.
Публікуємо мовою оригіналу.
Розкажи, як все почалось
Родилась в Севастополе. Коренной житель. Мама – русская, приехала с России. Папа – севастополец. Вся папина родня – украинцы. И вот у меня такая смесь получилась. Вся моя семья осталась там.
Я сюда сама переехала 13 августа прошлого года. Просто села в машину, забросила все вещи, и уехала.
До все этих событий я в Ивано-Франковске бывала у друзей. Накануне Майдана я была здесь два раза. Я приезжала, думала- о, красивый город. Очень сильно отличался от нашего прямого советского Севастополя. Потом я приехала накануне референдума. Я думаю – ну референдум, я поеду, проголосую за Украину. Я поехала, проголосовала за Украину и уже вернулась сюда с вещами.
Я прожила там (в Севастополі – ред.) до августа. Это были ужасные, мучительные месяцы, потому что всё что там происходило, вся эта российская пропаганда, всё это мои родственники и друзья проецировали на меня. У меня дома были украинские флаги, я с визиткой Яроша ходила. Я всё это терпела, но потом поняла, что ссорится с родителями нет смысла, друзья уже тоже потеряны. Все получили паспорта, а я от этого отказалась и подумала – ну что мне там делать? И всё, я собралась и спокойно уехала.
Батьки не відмовляли?
Ну как сказать… Они говорили – ну пусть поедет, посмотрит, как хунта беснуется и приедет. Ну и вот, полтора года уже прошло, и я там была всего один раз, летом. Исключительно в Севастополе была два дня. В основном это были дикие пляжи, то есть море. С друзьями не виделась…
За півтора року думка батьків про Україну не змінилась?
Это всё очень сложно, потому что всё зависит от телика, от пропаганды. То есть, когда телевизор перестаёт показывать такую жесткую пропаганду, как сейчас, переключились на Сирию, то чуть-чуть поспокойней стали. Но в целом нет, не изменилось.
А чому Івано-Франківськ? Адже в тебе друзі були і в інших містах, чи не так?
Вообще все переселенцы, которые уезжали из Севастополя – это в основном Киев и Одесса. И ещё одни друзья во Львов уехали. А Франковск… Маленький, тихий город. Большие города я не люблю. А Севастополь чем то похож на Франковск, наверное, по численности. В нас там 340 тысяч, здесь – 280. Небольшой город, уютный такой. Я действительно влюбилась в город ещё до всех событий. Это первый город на Западной Украине в который я приехала в сознательном возрасте и сразу поняла, что Львов немножко большой, а вот Франковск – есть что ловить.
Чим ти займалась у Севастополі до всіх цих подій?
Вообще я журналист и несколько лет вела спортивные новости, исключительно такой спортивный корреспондент. А потом, года за полтора до этих событий, я уволилась с телевидения, потому что мне казалось, что это занимает ужасно много времени, никуда не можешь ездить. И я стала кататься на кайте, стала профессионально заниматься кайт-сёрфингом и уехала жить во Вьетнам. Соревнования и всё в таком стиле. Потом вернулась сюда, в Украину и попала во все эти события. Я поняла, что хочу быть украинкой. И везде, во всём мире я себя так позиционировала. На вопрос “Откуда ты? From Russia?” я отвечала “No, no! From Ukraine”.
В тебе була можливість поїхати закордон?
Она у меня и сейчас есть, я могу уехать на Гавайи и работать там, жить. Но я не могу…
Чому?
Ну… Я не хочу! Не знаю, как это объяснить. Ты везде чужим будешь. Я знаю, что на Гавайи я могу поехать и в 30 лет, и в 35. Я смогу кататься на кайте и что угодно там делать. А вот сейчас почему-то всё бросить я не могу.
В Севастополі у твоїх колег-журналістів завжди був більший доступ до об’єктивної інформації. Як вони сприйняли події лютого-березня 2014?
Да никак. У нас все каналы и газеты в основном проправительственные. “Слава Севастополя”, например. Каналы только частные. Совладельцы моего телеканала – Партия Регионов, автоматически стала “Единой Россией”. Не было никакой объективной подачи. Ты приезжаешь, смотришь региональные новости, а там показуют как житель Ивано-Франковска приехал в Севастополь и со шприцом бегал, колол каким-то смертельным ядом детей. И вот, его демонстративно арестовывает полиция, он демонстративно показывает всем, что он из Ивано-Франковска. Родители мне тоже кричат: “Иди, посмотри!” И вот это всё было такое сфабрикованное, и пресса это нормально освещала.
Ти приїхала в Івано-Франківськ. З чого все починалось? Ти знала куди ти їдеш, домовилась за житло? Чи просто сіла в машину і поїхала?
Я ехала через Запорожье, Киев и в Ивано-Франковск. Мне важно было поехать 15 числа, сделать себе такой подарок на день рождения. У меня в Запорожье были друзья, и я думаю – ну хотя бы в Запорожье. Хотела отметить свой день рождения в нормальной стране, в своей стране, а не в этом дурдоме. А когда уже приехала во Франковск у меня уже были варианты, где жить.
Ти тут півтора року. Чим займаєшся весь цей час?
Никогда не могла бы подумать, что буду волонтёром в собачьем приюте. Я уже почти год, как помогаю им. Ещё я редактирую книги. Это у меня такая работа онлайн. А здесь полностью социальная жизнь. То есть какие-то акции для них организовываю. Хожу, убираю, пристраиваю собачек в дома.
Притулок – це “Дім Сірка”?
Да.
Чи зіштовхнулась ти після переїзду з якимись проблемами? Може несприйняття?
В принципе, классическая ситуация. Я стала искать квартиру и риелтор начала просить, что б я никому не говорила, что я переселенка. Ну а я говорю – как это? Человек посмотрит мой паспорт, я говорю по-русски… Ну как это скрыть? А она мне: “Лучше бы ты не говорила”… Я сразу сказала, что я из Крыма. И у меня с этим проблем не было.
Единственное, я уже немножко стесняюсь, что я оттуда. Я уже стараюсь не говорить об этом. Если спрашивают: “О, ты с Донецка или Луганска?”, я говорю “нет”. И не уточняю, что я из Крыма. Раньше я говорила, что я оттуда, начинала разговаривать с людьми об этом. А потом поняла, что человек так послушал и дальше пошёл.
А для меня это каждый раз какие-то переживания, мне об этом сложно говорить. И всегда люди интересуются “А чё, как там сейчас? Хорошо, плохо? Дорого?”. Я говорю “Вы думаете, вообще в этом дело? Вы думаете, мне интересно, сколько там сейчас картошка стоит? Или кабачок?”. У меня реально страну забрали, дом забрали. Все с ума посходили – родители, друзья. А вы тут спрашиваете, сколько картошка стоит.
То все зводиться до того, що людям цікаво, які там ціни, а не те, що люди втратили свій дім?
Да. Как не странно, но это так во Франковске. Никто не спросит как это, никто не может прочувствовать, насколько это вообще катастрофа, как это в душе происходит, когда ты понимаешь, что вернуться некуда и что ты даже не хочешь туда возвращаться. Это страшно. Потому-что где бы я ни была, в какой стране, сколько бы ни жила, для меня важно сказать, что я из Украины, с полуострова, с юга Украины… А сейчас так скромно, паспорт достаёшь, а у тебя там справочка переселенца. И ты такой, как с штрих-кодом.
Ти вже півтора року живеш у Франківську, і збоку завжди видно краще – якість проблеми міста, стереотипи. Тим більше, ти працюєш в соціальній сфері. Що тебе найбільше вразило з позитивної сторони, а що – з негативної?
Хороший, спокойной город. Но, так как я сразу же погрузилась в социальную сферу, в эту проблематику, то заметила, насколько люди пассивные. Вот ты так думаешь – всё хочеться менять, хочеться делать. А люди здесь такие: “А, всё ровно ничего не поменяться”…
Щоб ти змінила в нашому місті?
Единственное, о чём я сейчас думаю, это о том, что бы наконец менялось что-то с бездомными собаками. Так что б это не в частном порядке девочками-волонтёрами решалось… Правительство не может не замечать, насколько нерешённая эта проблема…
Тим не менше, вони не помічають
Вообще. Во Львове с этим более цивилизовано. В Польше этот вопрос решается. А здесь какой-то доисторический век. Вроде европейский город – рестораны, дороги какие никакие. А на улицы выходишь, а там стая собак.
Нещодавно був зареєстрований випадок нападу скаженої собаки на жінку. Чи почаламісцева влада після цього вам хоч якось допомагати?
Никак. Удивительно, что никак. Им почему-то кажеться, что “Дім Сірка” вообще уже всеми собаками занимается. Все звонят, даже в 12 ночи: “Це “Дім Сірка”? – Ні, – кажу. – Це не “Дім Сірка”. Це людина просто. це волонтер. – Ну приедьте, заберите, почему у нас во дворе стая собак.
Я им отвечаю: “Вибачте, є влада. Якщо хочете, телефонуйте їм, хай приїжджають і забирають. Я не можу”.
Здесь даже нет службы, которая бы занималась бездомными собаками. Просто нет.
Чим займаєшся у вільний час?
Тренируюсь. Занимаюсь боксом. В прошлом году тренировалась с девочками-сборницами. Ездила на соревнования, но это уже как частный проект, с боксёрского клуба. И для меня было так важно стоять, исполнять гимн Украины, флажком обматываться… Этого мне просто не хватало после Крыма. Я бросила все усилия, что бы на международных соревнованиях представлять Украину.
Ти пройшла співбесіду до нової патрульної поліції. Яка в тебе була мотивація, коли подавала документи?
Просто идти и делать что-то самой. Защищать людей. В меня очень развито такое чувство защиты, подвожу куда-то людей, что-то подсказываю… Просто считаю, что я подойду (поліції – ред.). Я спокойно прошла все этапы, всё спокойно сдавала. Физически я хорошо подготовлена. Ни секунды не волновалась, не переживала.
На медецинской комиссии спрашывали: А вы спортсменка? Чем занимаетесь? Я говорю, что нет, ничем. А они: Как ничем? Плаванием? А я говорю, что нет. Одним врачам сказала, что боксом.
Мне показалось, что у меня есть эти качества… В первую очередь – волнение за страну. Я даже не знаю сколько платить будут. У меня всё время спрашивают: “О! Там наверное хорошо платят”. Я говорю, что я без понятия – тысячу гривен, три тысячи гривен или сто тысяч. Единственное, что меня точно не интересует, так это зарплата. Я просто хочу служить. И… Я вижу себя, таким образом Украины для своих друзей, которые там остались. Что б вы понимали – у меня не осталось ни одного друга, который был бы про-украински настроен. В мои 25 лет все мои подруги ринулись в ту рашкинскую тему. И я себя чувствую образом Украины для всех своих друзей, соответственно, я хочу быть стражем порядка, чтобы они из чёрной дыры смотрели и думали, что у нас действительно что-то меняеться.
Я не хочу быть никем, потому-что пока ты безликий переселенец – ты реально как мёртвая душа. Ты ничего не можешь – голосовать не можешь, куда-то устроится, везде ходишь с этой справочкой. А пойти в полицию, это значит, что ты будешь нужен своей стране.
Тебе не насторожує небезпека під час служби?
Нет. Особенно на собеседовании был вопрос про бомжей. После волонтёрства в собачьем приюте, бомжы это уже “так”, детский лепет. После того, как 30 вольеров приберёшь в приюте за 4 часа, запах бомжа это уже “цветочки”.
Давай повернемось до твоєї поїздки у В’єтнам. Розкажи більше про неї.
Я во Вьетнам поехала учить людей, я же сёрфер. Пожила там полгода. Учила, в основном, русских. Но если б я знала (сміється)… Там, на глубине, меня укусила самая ядовитая медуза в мире – португальский кораблик. У этой медузы таки длинные нитки, она хватает жертву и просто обжигает. Она меня за руку вот так схватила. Я помню, как я сгруппировалась, перевернулась на спину, хотя мне никто не рассказывал, как себя вести на глубине Южно-Китайского моря. Я была без гидрокостюма, без рации, чтоб с кем-то связаться. Поэтому, я уже где-то готова к любым экстремальным ситуациям.
Чому серфінг?
Кайт-сёрфинг… Не знаю, у нас в Крыму очень много людей катаются, много спотов (місця, де катаються серфери – ред.). Я научилась кататься в 17 лет. Я не думала, что всю жизнь буду кататься, а сейчас я поняла, что есть немножко вещи больше, чем ходить растаманом, с доской, с дредами. Вы б меня видели раньше – рыжие волосы, доска… У меня не было цели в жизни, кроме как съездить куда-то покататься, поучить людей, потому-что это где-то 50-60 долларов в час обучение стоит. Я приехала и поняла, что намного важнее быть с людьми. 42 миллиона украинцев и я не могу остаться в этом Крыму, кататься на кайте… Когда уже сёрферы, отбитые растаманы, готовы идти в полицию, готовы жертвовать своей свободою и служить стране – наверное это что-то значит. Поэтому меня во Франковске очень сильно обижает местные люди, которые говорят: “Да я лучше в Польшу поеду за 3 доллара в год собирать клубнику. Нафиг мне эта Украина нужна? Что она мне дала? А ты такой: Вы чё, прикалываетесь?”. Я переехала и чувствую, что важно что-то делать, что-то создавать. Самому просто брать и делать. Вот идти в приют к собакам и реально 30 вольеров убирать.
Что тебе ещё Украина должна была дать, кроме мирного неба над головой на протяжении этих 25 лет? Что ещё страна должна была дать?
У меня сейчас разделилась кайтерская тусовка. Ведь раньше все в Крыму были – украинцы и русские. А сейчас серферы-украинцы – кто на Майдане отстоял, кто в АТО поехал. И в Крым они уже не поедут кататься. И если уже у серферов чувство патриотизма разыгралось до такой степени, то что-то это всё таки значит.
Які в тебе очікування від поліції?
Посмотрим. Пока я не очень понимаю, что конкретно от меня там хотят. Я не тешу себя какими-то иллюзиями, я понимаю, что это очень ответственная работа – сутками дежурить, выезжать на какие-то выезди. Я прекрасно понимаю, что это не селфи ходить делать. И поэтому, когда был отборочный этап и девочки не могли даже раз отжаться, или говорили “от мне б 100 гривен дали, я б пробежала”. А ты стоишь и понимаешь, что идёшь по другим причинам. Потому-что ты там всё потерял и хочешь здесь навёрстывать ту упущенною социальную жизнь.
2
0 
63
0
1
0
0
